Прощание с саблей.

Сражение при Бренди-Стейшн 9-го июня 1863 года вошло в военную историю не только как крупнейшее кавалерийское столкновение на североамериканском континенте. Когда стороны стали подсчитывать свои потери, выяснилось, что многие из погибших и раненных южных и северных кавалеристов пострадали от клинка. Еще и поэтому Бренди Стейшн принято считать "лебединой песней" романтической сабли, вынужденной в арсенале современного боя уступать дорогу новейшим технологиям и открытиям в области огнестрельного оружия.

Генерал-майор Джеб Стюарт, в разгар сражения при Бренди-Стейшн отдавший приказ «Сабли – к бою!» и, по сути, «спасший день» для конфедератов, по иронии судьбы, не являлся горячим поклонником холодного оружия. В октябре 1862 года Стюарт издал приказ, в котором ясно говорилось: «В конном строю для ведения стрельбы с близкого расстояния отдавать предпочтение револьверам. Саблю применять в крайнем случае, при полном израсходовании боезапаса». Нелестное мнение о сабле Стюарт приобрел задолго до т.н. Гражданской войны, еще тогда, когда молодым лейтенантом гонял по прериям Техаса и Канзаса неуловимых индейцев. В одной из схваток 1-го кавалерийского полка армии США с шайенами Джеб с саблей наголо атаковал индейского воина, получив в ответ тяжелое огнестрельное ранение в грудь, от которого еле оправился. Стюарт на собственном опыте убедился в преимуществе пули над холодным оружием.

В предвоенной Америке взгляды военных и политиков расходились не только в том, что касалось использования холодного оружия вообще и сабли в частности, но и относительно традиционного использования кавалерии в бою. Например, убеленный сединами генерал Уинфилд Скотт считал, что лесистый и холмистый ландшафт американского Востока не позволяет полностью реализовывать возможности традиционной кавалерии европейского образца. Аргументы Скотта казались очевидными: действительно, массированные фронтальные кавалерийские атаки не могли принести желаемого эффекта в условиях Вирджинии или Теннесси. Поэтому, опираясь на уроки Войны за независимость, англо-американской войны и многочисленных столкновений с индейцами, Скотт рекомендовал делать ставку на мобильную пехоту и так называемых конных стрелков, являющихся, по сути, обычными пехотинцами, посаженными на лошадей. Патриарха поддержал и тогдашний военный министр Джон Б. Флойд (ему было суждено стать одним из самых бездарных генералов Конфедерации), заявивший на слушаниях в Конгрессе, что «капсюли уже окончательно заменили кремень и сталь, а револьвер и винтовка уверенно заняли место сабли».

Несмотря на противодействие Скотта, Флойда и ряда других видных деятелей, традиционная военная доктрина США по-прежнему утверждала: «сабля, и только она одна, является самым смертоносным и эффективным оружием в руке кавалериста». Тем не менее, когда началась война между Севером и Югом, вдруг выяснилось, что этого –то «смертоносного оружия» как раз катастрофически и не хватает. В начале конфликта (апрель 1861 года) федеральные запасы составляли лишь 16 933 сабли; мятежная Конфедерация могла похвастаться количеством сабель в 14 (!) раз уступавшем северным арсеналам. Но и в условиях нехватки клинков находящиеся под европейским влиянием высшие офицеры Союза, (например, генерал-майор Джордж Б. МакКлеллан) продолжали поощрять набор добровольцев в кавалерию. К декабрю 1861 года конные федеральные части насчитывали уже более 55 тысяч бойцов. Правительство Линкольна лихорадочно закупало сабли в огромных количествах во Франции и Пруссии, но и это не помогало – дефицит сабель в федеральной армии сохранялся еще в течение двух долгих лет.

В начале войны северных кавалеристов вооружали тяжелыми драгунскими саблями прусского образца. Самым распространенным холодным оружием являлась тяжелая кавалерийская сабля 1840 г., прозванная в войсках «старый руколом». Ее общая длина составляла более 41 дюйма (102 с половиной сантиметра), длина слегка изогнутого клинка – 1 ярд (около 91 см). Кавалеристы нового поколения дружно считали эту саблю слишком тяжелой, длинной и громоздкой. Армия пошла навстречу их пожеланиям и разработала альтернативу: легкую кавалерийскую саблю, модель 1860 года (фактически, ее промышленное производство началось только в 1862 году). Новое оружие было гораздо удобнее: общая длина – менее 35 дюймов (87,5 см), длина клинка – 30 дюймов (70 см) и ширина у эфеса – 1 дюйм (2,5 см). Но и легкая сабля имела свои ощутимые недостатки: клинок был слишком изогнут, а его острие закруглено, что затрудняло эффективное применение сабли в кавалерийской схватке в качестве колющего оружия (как показала практика, ей можно было лишь «выбивать» противника из седла). Тогда, с целью улучшения боевых качеств легкой сабли, северяне начали широко использовать точильные камни, кустарным образом затачивая острие, и этот опыт быстро переняли и южные кавалеристы.

Федеральные новобранцы проводили много часов за уроками фехтовального мастерства, медленно постигая искусство того, как правильно «рубить и колоть» в пешем и конном строю. Собственных инструкторов не хватало, поэтому многие части, подобно 2-му Айовскому кавалерийскому полку, нанимали опытных рубак-европейцев. Ребята из Айовы нашли немецкого дезертира по фамилии Граупнер, взимавшего за свои уроки по пять долларов с офицера и по два доллара с рядового. Но вот бойцам 7-го Мичиганского полка повезло меньше – они наняли инструктором сабельного боя некоего русского кавалерийского офицера, который взял немалый аванс и бесследно исчез.

Конфедераты же уступали северянам и в количестве оружия, и в его качестве. Часть сабель удавалось доставить через кольцо военно-морской блокады из Европы, но значительно большее их количество в разнообразных вариациях производилось на оружейных заводах непосредственно на Юге – в Мейконе, Мемфисе и Коламбии. Например, на фабрике в Нэшвилле в русле библейской традиции орало в буквальном смысле перековывали в мечи. Но основным источником поступления холодного (да и огнестрельного) оружия для южан являлись трофеи, добытые на полях сражений.

С наступлением активной фазы военных действий обе противоборствующие стороны на своем опыте и ценой немалых человеческих потерь быстро убедились в принципиальном изменении тактики кавалерийского боя. Так, воспитанник европейской школы Филип Сент-Джордж Кук, бригадный генерал армии Союза, стал горячим противником сабли лишь после того, как погубил 5-й кавалерийский полк армии США в сражении при Гейнз Миллз в июне 1862 года, безуспешно пытаясь атаковать артиллерийские позиции южан т.н. «лавой». Южные же полководцы оказались умнее и дальновиднее. «Волшебник седла» Натан Бедфорд Форрест однажды меланхолично заметил: «Клянусь Богом – ну не существует подходящего способа конной атаки на пушки».

Форрест недолюбливал саблю, хотя сам умело пользовался ею. Например, в сражении при Околоне он лично зарубил троих янки. В самом конце войны, в бою при Боглерс-Крик, Форрест чудом избежал смерти от клинка федерального подполковника Уайта из 17-го Индианского полка конных стрелков. Уайт, забывшись в запале схватки, ударил Форреста саблей не на поражение, а плашмя, и тут же был застрелен из револьвера. Потом Форрест с содроганием вспоминал об этом инциденте и благодарил Всевышнего за отсутствие у своего противника навыков ведения сабельного боя.

Непревзойденным мастером сабли у конфедератов был майор Герос Фон Борке, прусский драгун, служивший в штабе Джеба Стюарта. Фон Борке, человек гигантских размеров и недюжинной физической силы, зарубил, по собственным словам, более сотни северян, ловко орудуя обоюдоострым прусским палашом. Появление «Майор Армстронга» (так Фон Борке называли друзья) на поле сражения вызывало в рядах северян панику. Одна из нью-йоркских газет писала: «Наши дрогнули, когда во главе атакующей кавалерии мятежников показался великан на огромной лошади, вращающий над головой мечом размером с железнодорожный рельс».

Со Стюартом начинал службу еще один легендарный южный кавалерист – полковник Джон Синглтон Мосби, отчаянный рейнджер и партизан. В отличие от Фон Борке, он с презрением относился к холодному оружию и считал саблю пригодной к использованию лишь в качестве шампура для жарки мяса над походным костром. «Я таскал её за собой в течение первого года войны, а потом сам стал командиром и тут же забыл о её существовании». Вооружая своих людей револьверами и трофейными карабинами Спенсера, Мосби приговаривал: «Когда моих солдат атакует кавалерия противника с саблями наголо, то это пугает нас так же, как если бы враг угрожал уколами соломинкой».

К концу войны почти все ее конные участники или выбросили свои сабли, или приторочили их к седлам, или же сдали в обоз. Генерал-майор Джеймс Уилсон, выразил общую точку зрения: «В нашей стране сабля так же не подходит кавалерии, как короткий римский меч не подходит пехоте». Кавалеристы Гражданской войны намного опередили своих европейских коллег, отказавшись от сабли и решив объединить мобильность конного строя с мощью огнестрельного оружия.

Взято тут: http://www.liveinternet.ru/users/stuart1861/post29639945/